Тебя коснётся – рано или поздно – проблема доверия. И, казалось бы, пресловутый пуд соли на зубах давно отскрипел, и огонь с водой скромно прикрыли за собой дверь, помахивая на прощание медными трубами, а что-то не даёт покоя. Свербит, мешается, будто заноза на изнанке восприятия, не даёт адекватно оценивать происходящее.
Решил человек довериться кому-либо, скрестил пальцы, положился на русское "авось", и… И стал уязвим. И был уязвлён. И каждый раз, когда меня преследует по пятам, заискивающе ловя мой взгляд, назойливое желание открыться/довериться/етц, я не даю себе расслабиться, не позволяю своему организму сделать вздох облегчения. Пусть меня загложет эта чернота изнутри, но я не позволю кому бы то ни было оказаться в выигрышном положении. А слабость перед людьми – самое ужасное унижение.
Словам тесно внутри, они иногда прорываются с подавляемым зевком или ленивым росчерком шариковой ручки, но эти отдельные капли не уменьшают давление океана изнутри моей клетки из костей и плоти.
И скоро я буду не в силах их удерживать.

Внутреннее тепло неизменно кончается, сколько ни подливай бензина в неохотно тлеющие угли, сколько ни заливайся горячим чаем с пряностями, заглушая озноб. Тепло кончится, но тебе станет неимоверно уютно на фоне холода бетонных стен, всё это станет родным и даже непреодолимо притягательным, и ты замрёшь. Внутренне сожмёшься, как перед ударом, но будешь чувствовать только расслабление. Мнимое, но не менее приятное.
Неприветливо холодные оконные стёкла не скрывают унылой картины неба. Такой же цвет получался, когда я смешивала куски пластилина разных цветов. Грязный. Да и внутри как-то грязно, а делать душевную уборку - дело сложное и непредсказуемое. Иногда такие тараканы выбегают, что пугаешься, иногда и что похуже. И угнетает последующее ощущение пустоты. Нет, лучше потерплю хаос в голове.

Раны - зализаны, ошибки - оправданы. Внутренности морским узлом. Держи, не выпускай то, что так долго холил и лелеял внутри своей коробки из костей и плоти. Людям не нравится, когда ты откровенничаешь.

Раны - постепенно заживают, ошибки - прощены. Здоровайся с очередным рассветом, как с братом по крови, снимай на двухмегапиксельную камеру восходящее светило и разочаровывайся: всё, абсолютно всё, что ты попытаешься создать/передать/изобразить/донести до других, никогда не будет чем-то стоящим. Подделка.

Раны - зажили, ошибки - забыты. Тебе, что бы ты себе ни внушал, ни с кем не по пути. По-прежнему. Ты всё так же ненавидишь своё скрипучее кресло, холодные поручни в автобусах и запах дешёвого табака. А лица не забываешь. Не умеешь. После душевного теплообмена с очередным кровавым рассветом ты начинаешь плакать. Шрамы, они имеют свойство болеть по привычке, по инерции, "на память".

Раны - открылись, ошибки - повторены с точностью до миллижеста. Стрелки на часах переводятся сами, ты - переводишь свои. На других. Обвиняешь, стенаешь, заламываешь запястья и придумываешь эфемерные оправдания. И смеёшься - страшно, с истерическими всхлипами и судорожными вздохами - когда впору упасть и тихо плакать. Загоняешь себя в угол и ждёшь знатока геометрии, который возьмёт за лапку и потащит в круглую залу Счастья.

Раны - будут всегда открываться в самый неподходящий момент.

Ошибки - та река, в которую входят дважды, те грабли, которые так привычно ложатся под твои ноги.